Альманах "Жертвы мракобесия": "Парадоксы первобытной конспирологии" (с сокращениями)

[annum_per_annum]

"В книге «Первобытное мышление» французский этнограф и антрополог Люсьен Леви-Брюль описывает поразивший его случай. «Во время моего пребывания в Амбризетте, — говорит Монтейро (очевидец случившегося. — Прим. С. Ш.), — три женщины из племени кабинда отправились к реке набрать воды. Стоя одна подле другой, они набирали воду в кувшины; вдруг средняя была схвачена аллигатором, который утащил её на дно и сожрал. Семья несчастной сейчас же обвинила двух других в том, что они колдовским путём заставили схватить аллигатора именно среднюю женщину. Я попытался разубедить этих родственников, доказать им нелепость их обвинения, но они ответили мне: “Почему аллигатор схватил именно среднюю женщину, а не тех, что стояли с краю?” Не было никакой возможности заставить их отказаться от этой мысли. Обе женщины были вынуждены выпить “каска” (то есть подвергнуться ордалии, испытанию ядом). Я не знаю исхода этого дела, но, вероятнее всего, одна из них или обе погибли или были отданы в рабство».

По мнению туземцев, аллигатор сам по себе не напал бы на людей, кто-то обязательно должен был подстрекнуть его. Кроме того, он хорошо знал, какую именно женщину ему надлежало утащить: она ему была кем-то «предана». Оставалось лишь выяснить, кто это сделал. Факт говорил сам за себя: раз аллигатор не тронул двух женщин, стоявших по краям, а растерзал среднюю, значит, эти две её и «предали». «Ордалия, которой их подвергли, имела целью не столько рассеять сомнение, которое едва ли существовало, сколько выявить самое колдовское начало, заключённое в них, и оказать на него мистическое воздействие, чтобы лишить его способности вредить в будущем».

Описанная история наглядно демонстрирует отсутствие одинакового понимания представителями разных культур простой ситуации при оценке её с позиций здравого смысла. Для европейца очевидно, что произошёл несчастный случай. Соплеменникам погибшей не менее очевидно, что совершено преступление, и ясно, кто виноват. Настолько очевидно и ясно, что их невозможно переубедить. Совершенно по-разному были оценены такие обстоятельства, относительно которых, казалось бы, вообще не бывает двух мнений.

Причиной столь разительного расхождения в восприятии простейшего события явились разные системы мировидения и миропонимания, обусловленные типом мышления воспринимающего. В отличие от европейцев, туземцы смотрели на окружающее сквозь призму «магических» представлений.

Так называемое магическое мышление основано на вере в реальную возможность сверхъестественным путём влиять на природные явления и человеческую жизнь. Обусловленные этим типом мышления взгляды на мир («магическое мировоззрение») доминировали в общественном сознании на протяжении тысячелетий, а с появлением государства прочно захватили сферу законодательства и суда. Апогеем их господства в праве явились чудовищные ведовские процессы позднего европейского Средневековья.

В разных странах и у разных народов элементы магического мировоззрения могли различаться, со временем само оно претерпевало заметные изменения. В его истории принято выделять несколько этапов развития, в зависимости от прохождения социумом сменяющих друг друга культурных ступеней: архаическую культуру, культуру древних царств (Древнего Египта, Шумера, Вавилона, Древней Индии и Китая), античную (греко-римскую) культуру и культуру средневековой Европы. В недрах каждой из них параллельно с существованием и эволюцией магического мировидения и во многом в противовес ему происходил процесс постепенного «вызревания» научно-теоретического сознания через последовательное осуществление ряда концептуальных переходов: от мифа к логосу, от логоса к преднауке и от преднауки к науке. Однако всё это время магическое мышление не сдавало своих лидирующих позиций.

Переломным оказалось XVIII столетие, когда с ведовскими процессами в Европе было покончено [За пределами европейского континента процесс освобождения уголовного права от диктата христианской демонологии затянулся как минимум ещё на одно столетие. В Мексике в 1877 году были сожжены пять колдуний]. Но и после этого магическое мышление продолжало существовать. Оно благополучно дожило до наших дней, утратив, правда, былое могущество и перестав господствовать в области права. Сегодня всё ещё можно услышать леденящие кровь истории о преступлениях колдунов и колдуний, но ни один следователь или судья уже не примет подобное дело к производству.

Субъект, находящийся во власти магического мышления, никакое значимое для себя явление не рассматривает как чисто физическое, существующее объективно и способное воздействовать на человеческую жизнь случайно, «вслепую». Леви-Брюль вспоминает в своей книге такой эпизод. Когда рабочему-аборигену из африканского племени, сидевшему в дождливый день на холодном ветру, европеец предложил войти в помещение и переодеться, дабы не подвергать опасности здоровье, рабочий ответил: от холодного ветра не умирают, заболеть и умереть можно только от козней колдуна.

В мире магии и колдовства причиной бед и несчастий считается некий волевой акт — происки злых духов, магов, умерших предков или иных представителей тёмных сил. И если человек погиб, придавленный деревом или разорванный тигром, то это произошло исключительно потому, что некий колдун «приговорил» и «предал» его, а дерево и животное служили лишь орудиями колдовской мести.

Конечно, в системе магического мировидения фантастически причудливые мистические взгляды соседствуют с воззрениями, которые базируются на эмпирических данных, почерпнутых из повседневного опыта. Эти простейшие эмпирические истины давно ушедших эпох или очень далёких от нас культур мало чем отличаются от тех, коими пользуемся мы. Поэтому в магическом миропонимании собственно «магическое» может смыкаться с «естественным», переплетаясь с ним.

Вот что пишет, например, английский социальный антрополог Эдвард Эванс-Притчард, исследователь аборигенов африканского племени азанде: «Люди не ссылаются на колдовство, если у женщины подгорела каша или она подаст её мужу недоваренной. И когда неопытный мастер изготавливает табуретку, которая растрескалась или недостаточно хорошо зачищена, то это объясняется его неопытностью».

Однако когда речь идёт о вещах более серьёзных, то при выявлении их сущности магическому началу отдаётся безусловное предпочтение. Например, беседовавшие с Леви-Брюлем африканцы допускали существование болезней, которые возникают естественным, не магическим путём. Но эта причина заболеваний рассматривалась ими как наиболее редкая.

В мире магии и волшебства большие несчастья, как правило, не могут явиться следствием незначительных или случайных причин: Москва не может сгореть от копеечной свечи, а сокрушительное военное поражение невозможно «оттого, что в кузнице не было гвоздя». И дело тут вовсе не в том, что обладатель магического мировоззрения вообще не способен подметить связь между такого рода явлениями, к примеру совершенно не знать, что небольшое возгорание способно привести к большому пожару с катастрофическими последствиями. Связь подмечается, однако она не расценивается как сущностная. Для человека с магическим мышлением не факел, загоревшись от неосторожного с ним обращения, запускает цепочку физических явлений, сцепленных между собой причинно-следственными связями, которые при неблагоприятном стечении обстоятельств могут привести к гибели селения от пожара. Сущность произошедшего понимается иначе: селение сгорает либо из-за происков тёмных сил (козней колдуна, проделок злых духов и им подобных причин), либо потому, что жители селения были наказаны за некие прегрешения. Скажем, своим нечестивым поведением они прогневили богов и те покарали нечестивцев. Так что для человека с магическим мышлением истинные виновники большой беды — не факел, не свеча и не отсутствие гвоздя, из-за чего лошадь командира захромала, лишившись подковы. Истинный виновник во всех перечисленных случаях — это некто (человек или бесплотный дух), вызвавший несчастье своим волеизъявлением. Обратимся к свидетельству Эванса-Притчарда.

В селениях азанде стоят амбары — громоздкие сооружения из тяжёлых балок, покрытых глиной. Под их крышей люди прячутся от солнца в жару. Такое поведение людей, считают сами азанде, естественно; оно не связано с чем-то мистическим.

Каждый член племени знает, что столбы амбаров подтачивают термиты и через несколько лет даже самое крепкое дерево становится трухлявым. В результате амбар может рухнуть, и это — тоже вполне естественное событие, не требующее вмешательства потусторонних сил.

Однако если амбар обрушился, когда там сидели прятавшиеся от жары люди и им был причинён вред, то данное происшествие, по мнению азанде, уже не может быть следствием одних только естественных причин, случайным совпадением событий во времени и пространстве. Здесь непременно действовало колдовское начало. Не будь колдовства, люди сидели бы в амбаре, который не упал бы на них или упал бы тогда, когда людей в нём не было. Совпадение двух отмеченных событий туземцы объясняют только колдовством.

Относительно безобидное происшествие может рассматриваться как результат обыденной, естественной причины, например человек упал в яму из-за собственной неуклюжести. Однако если падение заканчивается трагически и упавший погибает, то, согласно канонам магического мышления, такой исход не может произойти просто из-за его неловкости, здесь непременно примешиваются злые потусторонние силы, заранее замыслившие погубить избранную ими жертву.

Следовательно, у всякого большого несчастья должен быть свой «виновник». В истории с женщинами кабинда версия о несчастном случае отвергалась родственниками погибшей, поскольку она «виновника» исключала. А для кабинда безвиновная гибель человека — такой же нонсенс, как для современного естествоиспытателя беспричинное явление природы.

Концепция обязательного виновника может иметь вариации. В деле c аллигатором-людоедом виновницами могли быть сочтены не две женщины, находившиеся рядом с потерпевшей, а кто-то третий, остававшийся в стороне и натравивший на свою жертву хищную рептилию. Или этот третий мог сам стать непосредственным исполнителем злодейства, приняв облик аллигатора. Однако допустимое расхождение в деталях не исключает того общего, что объединяет все возможные варианты: причиной гибели женщины явилась не бессмысленная случайность, а умышленное убийство.

Азанде тоже признают множественность причин, порождающих явления окружающего мира, и все возможные ситуации заранее распределяют для себя так, чтобы можно было установить, какая из причин действовала именно в данном случае. Колдовством не объясняется каждая неудача, ошибка или прегрешение. Однажды один азанде пытался оправдать свой некрасивый поступок воздействием на него колдовских сил: он якобы солгал потому, что был околдован. Окружающие высмеяли его, пояснив: колдовство не может заставить человека говорить неправду.

При оценке конкретного преступления велика роль условий и обстоятельств его совершения. «Если человек убивает своего соплеменника ножом или копьём, его приговаривают к смертной казни. В таких случаях не обязательно искать колдуна, поскольку субъект, на которого может быть направлена месть, уже известен. С другой стороны, если убитый принадлежит к другому племени, то родственники убийцы постараются найти колдуна, ответственного за случившееся».

Таким образом, при квалификации убийства, механизм совершения которого прост для внешнего восприятия, существенным является племенная принадлежность участников криминальной драмы. Если преступник и потерпевший — единоплеменники, то достаточно простого объяснения случившегося: кто нанёс роковой удар, тот и виновен. Если же убитый — чужак, то простая естественная причина уже не считается удовлетворительной. И тогда родные убийцы прибегают в его оправдание к более сложным объяснительным схемам, предполагающим помимо естественного хода вещей также происки чародеев.

Объяснения и оценки событий являются подчас предметом соперничества различных по своей сути гипотез, причём к ссылкам на сверхъестественное нередко прибегают для самооправдания. «Во всех случаях, когда человек пострадал от несчастья, он склонен обвинять в этом колдовство, но другие могут так не думать. В стране азанде человек редко берёт на себя ответственность за случившееся и всегда готов возложить вину на колдовство. Часто случается, что человек говорит о несчастье: “Это колдовство”, не признавая тем самым собственную глупость. Однако окружающие видят в ней подлинную причину, когда говорят, что он тупой».

Убеждённость в «злоумышленном» происхождении многих природных и чисто случайных явлений, если они повлекли за собой серьёзные последствия, просуществовала очень долго. В частности, эта убеждённость лежала в основе демонологических постулатов христианского богословия, породивших средневековую «охоту на ведьм». Казалось бы, они легко опровергаются опытом, опирающимся на факты. Но магическое мировидение умеет отлично ладить с фактами, и ему это удаётся намного легче, чем рациональному научному мышлению.

Ведь суды инквизиции тоже опирались на факты, которые оказывались по-своему неопровержимыми. Женщину сжигали на костре, обвинив в том, что она наслала чуму. Если вскоре после её казни заболевания чумой прекращались, то сей факт убедительно подтверждал обоснованность обвинения: несчастье прекратилось, ибо вовремя уничтожили его источник. Если эпидемия не кончалась, то это значило, что выявлены не все ведьмы. И тогда их надлежало и дальше активно разыскивать и казнить. Если же чума разрасталась и свирепствовала сильнее, то это указывало, что сообщницы казнённой, объединившись, решили отомстить праведным христианам за её смерть. Поэтому борьбу с ведовством надлежало резко усилить. Концепция ведовства была построена так, что оказывалась просто обречённой на подтверждение фактами, причём любыми фактами при любом повороте событий.

Приверженцу современного научного мировоззрения кажется, что при объективном взгляде на мир невозможно отыскать ни одного свидетельства существования нечистой силы, тогда как жившие несколько веков назад правоверные христиане сталкивались с такими свидетельствами буквально на каждом шагу. Для них не только порча людей, потрава посевов и другие несчастья убедительно подтверждали реальность дьявола и неисчислимость его злодейств. Мореплаватель, открывший ближайший путь из одного порта в другой, тоже легко мог попасть под сильное подозрение. Разве не ясно, что без пособничества сатаны истинный христианин не в состоянии приплыть к месту назначения вдвое быстрее обычного? Дьявольский заговор мерещился людям повсюду, мир вокруг них кишмя кишел всякой нечистью. Зевающий человек должен был крестить рот, чтобы какой-нибудь прыткий чертёнок не проник через него в тело зеваки. Ослабил на миг бдительность, так жди беды, ибо все беды — от вездесущего дьявола…


Время показало, что конспирологический взгляд на окружающее, всюду усматривающий злую враждебную волю, вполне может обойтись без веры в сверхъестественное. Современная «теория заговоров», как правило, остаётся на позициях естественно-научного мировоззрения. Она пытается объяснить крупные беды умышленными происками неких таинственных, но отнюдь не потусторонних сил — тайных обществ, спецслужб, сект и т. п. К конспирологическим схемам прибегают для объяснения масштабных и локальных войн, революций и мятежей, экономических и политических кризисов. Под эти схемы подвёрстываются подчас сугубо природные явления. Такие, как распространение по всему миру смертельно опасного для людей вируса иммунодефицита (якобы искусственно выращенного в тайных лабораториях по производству биологического оружия), постепенное ухудшение климата планеты и даже небывало жаркое для наших широт лето 2010 года. Ту невыносимую жару, по утверждению ряда конспирологов, обрушили на европейскую часть России её зарубежные недруги, которые использовали новейшие научно-технические достижения, позволяющие влиять на погоду.

Осенью 2012 года, по случаю празднования в России четырёхсотлетнего юбилея освобождения Москвы ополчением Минина и Пожарского, был показан телевизионный документальный фильм, посвящённый периоду Смуты. Создатели фильма предоставили возможность высказать своё мнение учёным, политикам, деятелям искусства. Их оценки были почти единодушными: в начале XVII века Русь переживала глубочайший экономический, политический и династический кризис, чем и попытались воспользоваться её ближайшие соседи — поляки и шведы. Лишь один комментатор отметил, что никакие объективно-стихийные процессы (голод, разруха, междоусобица) не имеют никакого отношения к свержению легитимной власти. Её незаконный захват всегда обусловлен одной причиной — целенаправленными действиями антинациональных, антигосударственных сил. И если у наблюдателя складывается впечатление, будто политический переворот был во многом спровоцирован стихийно-кризисной ситуацией, то это иллюзия. На деле такой переворот непременно был следствием заговора и только заговора, тщательно спланированного, превосходно исполненного и хитроумно замаскированного под кризис.

Приведённые рассуждения нашего современника чем-то напоминают слова аборигена из африканского племени, твёрдо уверенного, что от холодного ветра не умирают и что заболеть и умереть можно исключительно от козней колдуна".

Кандидат юридических наук Сергей ШИШКОВ,
"Наука и жизнь", № 1, 2016 г.