Безликое русское средневековье

[annum_per_annum]

Убийство Андрея Боголюбского. Древнерусская миниатюра. (портретного сходства не наблюдается).

"Какими были люди русского Средневековья — князья и купцы, воеводы и монахи, ремесленники, их матери, жёны и сестры?

Вглядываясь в живопись того времени — в иконы и храмовые фрески, — в рисунки средневековых рукописей, мы не найдём в них достоверных изображений персонажей русской истории. Церковные каноны не поощряли в те далёкие времена светскую живопись. Лишь в редких случаях на стенах храмов и на иконах можно увидеть запечатленными то киевскую княжескую семью, то семьи знатных новгородцев. Но нет никакой уверенности, что у этих изображений есть портретное сходство с конкретными людьми. Шаблонны и лишены индивидуальности и портреты, оставленные лицевыми рукописями — Радзивилловской летописью XV века и Лицевым сводом XVI столетия.

И так вплоть до конца XVII столетия.

И тем не менее вспомним о белокаменном декоре русских храмов домонгольского времени. Многие из них украшены резным орнаментом и даже лицами людей (правда, они, скорее, похожи на безликие маски). Есть, например, такие рельефные изображения на Дмитровском соборе XII века во Владимире — женские головки в основании некоторых колонок аркатурного пояса.

А вот в Рязани хранится белокаменная скульптура того же столетия, некогда, видимо, украшавшая Борисоглебский собор столицы рязанского княжества (Старой Рязани). То голова бородатого мужчины в барашковой шапке.



Перед нами — редчайший памятник древнерусского искусства, абсолютно реалистичное лицо какого-то человека той поры. Оно не несёт на себе ни малейшего отпечатка величия или гордости, присущих, скорее, облику знати. Это скульптурный портрет обыкновенного, может быть, несколько измождённого человека — об этом говорят резкие носогубные линии на его худом лице. Прост и незамысловат на нём головной убор (археологические материалы и письменные источники свидетельствуют: шапки высшей знати домонгольского времени были другие — богато украшенные мехом и нашивными бляшками из позолоченного серебра). Примечательно и то, что портрет не абстрактен и не бездушен. Он достаточно реалистичен.

Кто этот человек? Есть версия, что портрет изображает зодчего, строившего храм в Старой Рязани. Сегодня мы знаем лишь ещё один пример подобного рода, когда портрет зодчего был включён в систему украшения постройки, — это полурельефная голова на северной стене Грановитой палаты в Московском Кремле (её проект разработали итальянские зодчие в 1490-е годы). Возможно, подобные изображения в древнерусской архитектуре встречались, но время не пощадило многие памятники Средневековья.

Однако об облике людей русской средневековой истории мы больше судим по сохранившимся записям. И действительно, изучая письменные источники того времени — летописи, отчёты иноземных послов и дневники путешественников, побывавших в России в XV—XVII веках, — нет-нет да и встретишь на их страницах как общие отзывы о физическом облике русских, так и сведения о характере и внешнем виде конкретных лиц. К счастью, словесный портрет — изобретение не только юриста Альфреда Бертильона или полицейских XIX века. Он появился гораздо раньше, хотя и не был столь тщательно разработан.

Когда-то в студенческие годы мне пришлось познакомиться с «Путешествием Ибн-Фадлана на Волгу» — произведением араба, жившего в X веке. Оно рассказывает о поездке автора к волжским болгарам (его путь прошёл через Бухару и Хорезм). Там он встретил русских купцов и, общаясь с ними, имел возможность наблюдать за их характером и бытом. Этот документ всегда интересовал историков тем, что в нём отражены языческие верования славян, ещё не принявших христианство.

Интересна в «Путешествии...» и общая характеристика физического облика русских. Она довольно эмоциональна: «Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились <высадились> на реке Атиль. И я не видел <людей> с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны» (Воскресенская летопись// РЛ, т. 2. — Рязань, 1998, с. 489). Характеристика вполне лестная.

А есть ли какие-либо сведения такого рода об отдельных исторических персонажах? И одним из первых на память приходит тьмутараканский князь первой половины XI столетия Мстислав, сын киевского князя Владимира Красное Солнышко. В 1036 году Мстислав скончался, и летописец так написал о нём: «Дебел телом, чермен лицом, великыма очима, храбр на рати, милостив, любяше дружину по великому, именья не щадяше ни питья ни еденья браняше» (Лаврентьевская летопись // ПСРЛ, т. 1. — М., 1997, стб. 150). Если перевести эту запись на современный язык, князь Мстислав был довольно упитан (дебел), точнее — даже толст, с румяным лицом, на котором выделялись большие глаза. Хронист отметил и особую заботу князя о своей дружине, которую он не ограничивал ни в питье, ни в еде (что вполне объяснимо: воины — опора и защита князя не только в бою, но и в жизни).

Правда, даже такая краткая характеристика облика русского князя — большая редкость на страницах летописей, сообщающих о событиях XI века, как, впрочем, и последующих столетий.

Или другой случай. 1175 год стал последним в жизни владимиро-суздальского князя Андрея Боголюбского, сына Юрия Долгорукого и внука киевского князя Владимира Мономаха. Князь Андрей Юрьевич погиб от рук заговорщиков из среды местной знати. В русских хрониках эта кровавая история изложена достаточно подробно. При этом в них, к сожалению, нет даже подобия словесного портрета главного героя рассказа — погибшего князя. И вдруг, спустя века, он неожиданно всплывает на страницах «Истории Российской» В. Н. Татищева — историка и общественного деятеля первой половины XVIII века (он жил в 1686—1750 годы). Князь Андрей предстаёт со страниц его «Истории...» таким: «Ростом был невелик, но широк и силён велми, власы чермные, кудрявы, лоб высокий, очи велики и светлы. Жил 63 года» (Татищев В. Н. История Российская, т. III. — М.-Л., 1964, с. 105).

Откуда Татищев почерпнул сведения об облике князя Андрея? Неизвестно. Возможно, из некой летописи, которая не дошла до наших дней: много важных письменных документов погибало во время многочисленных пожаров Москвы или, например, во время нашествия Наполеона. И всё же отсутствие источника даёт основание относиться к сей информации с недоверием. Так, в частности, считал и историк Н. М. Карамзин.

И тем не менее сегодня мы уже точно знаем, как выглядел князь Андрей Юрьевич, получивший прозвище Боголюбский. Ещё в 1941 году известный российский антрополог М. М. Герасимов реконструировал по черепу его облик. Этот скульптурный портрет, несомненно, более полно отвечает истинному облику князя Андрея и демонстрирует то, о чём умолчал (вернее, не знал) Татищев. Прежде всего, реконструкция выявила явные монголоидные черты в лице Андрея. И это объяснимо. Его матерью была половецкая княжна, дочь хана Аепы и внучка хана Осеня (Асиня), на которой первым браком был женат князь Юрий Долгорукий. При таких смешанных браках монголоидные признаки, как правило, проявляются в потомстве.



Изучая во второй половине 1930-х годов останки Андрея Боголюбского, антропологи получили важную информацию как о жизни своего героя (выявили врождённые патологии его тела и прижизненные ранения) , так и о его трагической гибели от рук заговорщиков (следы ранений показали, что от них князь сразу же скончался).

Нашли историки объяснение и гордому, решительному нраву Андрея Юрьевича. Из-за врождённого костного срастания второго и третьего шейных позвонков он с годами почти перестал сгибать шею. А из-за некой специфичности эндокринной системы князь, видимо, отличался возбудимостью и вспыльчивостью (Герасимовы М. М. и К. М. Михаил Герасимов: я ищу лица. — М., 2007).

Кстати, изучая костные останки Андрея Боголюбского, учёные не подтвердили портрет, составленный в своё время В. Н. Татищевым. Князь был не малого, а среднего роста (170 см) и имел так называемое грацильное телосложение (грацильность — психофизическая характеристика человека довольно хрупкого телосложения) . Но хорошо известно, что князь всегда отважно сражался, причём в ближнем контактном бою. Как писали хронисты, составители летописей, «мужество же и ум в нём живяше». Правда, они же отмечали и бесшабашность князя Боголюбского в боях, из-за чего он не раз подвергал свою жизнь опасности — вот и подтверждение особенностей эндокринной системы. Об этом же свидетельствуют и следы старых травм, обнаруженные на его костях.

Анализ состояния скелета князя Андрея позволил исследователям сделать такой вывод: его костный (или физиологический) возраст не совпадал с так называемым паспортным. Боголюбский выглядел моложе своих лет и в 63 года оказался достаточно силён, чтобы успешно обороняться в момент ночного нападения заговорщиков.

Как видим, натурные исследования останков Андрея Боголюбского и воспроизведённый по черепу его портрет дали возможность не только увидеть лицо человека, жившего в XII столетии, но и понять многие обстоятельства его жизни и даже определить тип оружия, которое оставило следы повреждений на его скелете.

Переместимся, однако, в век XIV. И здесь мы неожиданно сталкиваемся со словесным портретом самого простого, рядового жителя Москвы. Редчайший случай такого описания связан с не менее редкой находкой, сделанной в Кремле в 1843 году. При строительстве ледников для нового царского дворца (знаменитого ныне Большого Кремлёвского) в земле обнаружили металлический кувшин, в котором лежали грамоты XIV века — бумажные и пергаменные — 21 предмет. Уникальные артефакты!

Среди документов был небольшой, криво обрезанный листок пергамена с коротким описанием внешности человека по имени Никита. Указания на особые приметы заставляют предположить, что его по каким-то причинам разыскивали. Возможно, он совершил серьёзный проступок, коль для записи об этом человеке использовали кусочек дорогостоящего тогда привозного писчего материала. Но этого мы, видимо, не узнаем уже никогда. Удивительно другое: имя и словесный портрет древнего и совсем неименитого москвича теперь останутся на века в нашей истории.

Привожу его приметы, сохраняя оригинальный порядок размещения текста по строкам:
«Микита
плешив
бородат
швец-портной.
Бородавица на
правом лици.
Пятно оу него
в косици».

И встаёт перед глазами человек с бородой, но лысоватый, с бородавкой на правой щеке и, видимо, с седым клоком в остатках волос. Удалось ли в то время по приведённым приметам найти этого портного Никиту с довольно колоритной внешностью? Неизвестно. Как сложилась его судьба? Тоже неизвестно.

Иное дело — жизнь и деяния жившего тогда же, во второй половине XIV столетия, великого московского князя Дмитрия Ивановича, получившего после Куликовской битвы 1380 года прозвище Донской. Храбрый воин, любивший битвы и походы, но равнодушный к «книжной премудрости», отец большого семейства. Человек, сделавший Москву белокаменной.

Его словесный портрет легко найти на страницах одного из поздних летописных сводов XVI века: «Бяше же крепок зело, и телом велик и широк, и плечист, и чреват велми и тяжек; брадою жь и власы чернъ; взором же дивен». Текст явно требует перевода на современный язык.


Великий князь Дмитрий Донской.
Миниатюра из Лицевого летописного свода.

Перед нами образ сильного, крупного и плечистого человека с чёрными волосами и бородою. Есть в этом описании и указания на излишний вес — «тяжек» — и большой живот — «чреват велми». А это не говорит о хорошем здоровье совсем ещё не старого человека. И действительно, князь Дмитрий Иванович умер на 38-м году жизни, вполне возможно, из-за проблем с сердцем. Сказались трудные боевые походы, сложные и нервные поездки в Орду, а также избыточный вес. Было бы очень интересно восстановить облик этого мужественного князя-воина. Но предпринятая в 2007 году попытка вскрыть захоронение князя Дмитрия Донского в последний момент была остановлена по не зависящим от исследователей причинам.

В 1476 году в столице «великой Белой Руси» побывал посол Венецианской республики при дворе персидского шаха Узун-Гасана — Амброджо Контарини. В его записках («Путешествие в Персию») есть строки о великом московском князе Иване III — единственное словесное описание физического облика этого незаурядного человека. Вот каким увидел его посол Венеции: «Упомянутому государю от роду лет 35; он высок, но худощав, вообще он очень красивый человек... есть у него сын от первой жены, но он в немилости у отца, так как нехорошо ведёт себя с деспиной (греч. «владычица»), кроме того, у него есть две дочери; говорят, что деспина беременна».

Как видим, воспоминания не отличаются большими подробностями. Короткое упоминание иноземного посла о взаимоотношениях в семье великого князя Ивана Васильевича и его второй жены, гречанки Софьи Палеолог, представляет значительный интерес, поскольку в официальных летописях сведения подобного рода встречаются крайне редко.

Один из летописных сводов зафиксировал прозвище Ивана III — Горбатый. Скорее всего, он сутулился, как это случается со многими людьми высокого роста. Известны также и другие его прозвища — Великий и Грозный.

Следует иметь в виду, что Иван III был внуком литовской княжны Софьи, жены московского князя Василия I, и правнуком (по материнской линии) другой литовской княжны — Елены Ольгердовны (жены серпуховского князя Владимира Андреевича Храброго). Насколько в облике московского государя Ивана III сказались черты представителей балтийского региона, могла бы показать реконструкция его портрета по черепу.

Но пока возможность исследовать останки этого человека — одного из выдающихся деятелей русской истории XV столетия — учёным не представилась. И подтвердить хотя бы отдельные детали словесного портрета Ивана III, оставленного проезжим путешественником, историки пока тоже не могут.

В XVI столетии был опубликован портрет великого князя Ивана III — гравюра из книги А. Теве «Космография» (Париж, 1584). Московский государь изображён в профиль, а это затрудняет воспринять его лицо в целом. Видимо, у него были крупные черты лица: хорошо виден большой правый глаз и мясистый нос. Происхождение портрета и время его создания неизвестны, как неизвестно, насколько он соответствует действительному облику князя.

С доверием следует отнестись к скульптурному портрету второй жены Ивана Васильевича — гречанки Софьи Палеолог. Он восстановлен по черепу, извлечённому из захоронения великой княгини (этому посвящена статья в журнале «Наука и жизнь» №8, 1998г.). Портрет стал важным звеном, с помощью которого удалось объяснить некоторые загадки и легенды русской истории.

Но рассказ о событиях и людях XVI столетия ещё впереди. Более широкий круг источников и материалы специальных исследований останков высшей светской знати России дают большие возможности, чтобы оценить достоверность словесных описаний деятелей истории периода Средневековья.

Татьяна Панова, "Наука и жизнь", № 11, 2013